«Kultura Liberalna»: Какой наилучший, а какой наихудший возможный сценарий для Украины на ближайшие недели?
Оля Гнатюк: Наилучший возможный сценарий – это явка на президентских выборах, превышающая 70 процентов и победа какого-либо кандидата в первом туре. Если выборы будут проведены по крайней мере в 25 процентах избирательных округов луганской и донецкой области, то не будет оснований утверждать, что эти области не голосовали, а таким образом нельзя будет поставить под сомнение их результаты. В этих выборах интересно то, что впервые влияние ностальгии по СССР – самой высокой в Крыму и Донецкой и Луганской областях – на их результат будет ничтожно.
А наихудший сценарий?
Серия терактов. Результатов выборов они не изменят, но упрочат атмосферу страха.
Какие шаги может предпринять Россия?
Российские сценарии просты и всегда основываются на силовых решениях. Меняется только тактика. Впрочем, даже если бы Путин хотел от таких действий отказаться, то невозможно вдруг остудить ненависть, старательно лелеянную на протяжении последних 10 лет. Украинцы, к их собственному величайшему изумлению, оказались в числе наций, ненавистных для россиян. На протяжении последних месяцев российская пресса проводит сеансы враждебности, которые принесли результат в виде неслыханной прежде – хоть и без того чрезвычайно высокой – поддержки для Путина и согласия на агрессию.
Какова цель этой агрессивной политики?
Целью российского президента является не только возрождение СССР. Об этом он объявил сразу же после захвата власти. Он хочет создать цивилизационную альтернативу. Данный проект на наших глазах завоевывает поддержку, в особенности среди праворадикалов в ЕС, не говоря уже о традиционных европейских союзниках. Эта поддержка будет расти, если не столкнется с решительным отпором. Такова логика того, кто применяет насилие: он заходит настолько далеко, насколько позволит противник. Если противник начинает колебаться, не обидит ли он агрессора, то он просто уничтожается. В фильме Александра Довженко «Арсенал» о большевистском восстании против Украинской республики в январе 1918 года есть такая сцена: украинский солдат предупреждает большевика, что будет стрелять, но большевик без колебаний вырывает из его рук оружие и стреляет первым. Метафора украинской борьбы за независимость в 1918 году.
Российские сценарии просты и всегда основываются на силовых решениях. Меняется только тактика.
Что в этой ситуации может сделать Европейский союз?
Во-первых, заново определить собственные политические приоритеты и угрозы. Во-вторых, если в результате этого анализа окажется, что ЕС является все же сообществом ценностей, а не результатом зависимости от нефти и газа, а также российских грязных денег, то стоило бы еще раз задуматься над своей открытостью в отношении Украины – допускающей полную отмену виз. В связи с этим следует, однако, помочь с обеспечением непроницаемости украинских границ. Это будет непросто и непопулярно из-за миллионных инвестиций в границу ЕС-Украина. Теперь непросто признаться, что эти деньги были потрачены необдуманно, точно так же, как необдуманной была политика в отношении Украины – от отказа в ПДЧ в НАТО, до, по меньшей мере, неудачных предложений Восточного партнерства.
Какие решения должен принять новый украинский президент после принятия присяги?
Их много, но я попробую перечислить несколько самых важных. Во-первых, он должен инициировать законы, ограничивающие тотальную коррупцию, а также делающие невозможным исполнение функций государственного чиновника – депутата, судьи, прокурора и работника правоохранительных органов – при одновременном ведении экономической деятельности. Также имело бы смысл введение обязанности предоставления имущественных деклараций, в том числе и ближайшими родственниками чиновника.
Во-вторых, президент должен взять под личный контроль следствие в отношении преступлений, совершенных работниками правоохранительных органов и иных служб во время протестов на Майдане. Элементом следствия должно быть предоставление еженедельного рапорта о его ходе и списка людей, в отношении которых был вынесен приговор, вступивший в законную силу.
В-третьих, следует создать отдельный фонд помощи жертвам конфликта, в том числе и тем украинским гражданам, которые были вынуждены сменить место жительства. Управление фондом должно быть прозрачным и он должен быть открытым для заграничной помощи.
В-четвертых, очень важна децентрализация власти – введение принципа самоуправления, необязательно по примеру реформ, проведенных в Польше, но с четким определением сфер компетенции и ответственности отдельных институтов.
И, в конце концов, в-пятых, необходимо срочное проведение новых переговоров по договору об ассоциации с целью создания перспективы членства в ЕС.
Украинцев ожидает также серьезный разговор на тему собственной национальной идентичности и истории – как древней, так и новейшей, когда одни украинцы стреляли в других. Кто должен возглавить эту дискуссию и считаете ли вы, что украинцам хватит решимости пройти через этот – без сомнения болезненный – процесс?
Такие дискуссии интенсивно велись до недавнего времени. Об этом, в частности, я писала в книге «Прощание с империей». Блокирование публичной дискуссии я заметила уже в начале правления Януковича. Оно совпало с прогрессирующим кризисом в СМИ и отсутствием авторитетных газет.
Новый президент Украины должен взять под личный контроль следствие в отношении преступлений, совершенных должностными лицами во время протестов на Майдане.
Как должен выглядеть процесс примирения?
Украина – страна чрезвычайно разнородная в культурном плане: ни язык, ни религия, ни культурное наследие не являются факторами, объединяющими всех граждан. Поэтому общность может возникнуть лишь на основе общих идеалов, прежде всего на уважении человеческой жизни и достоинства. Украинский кризис – как и всякий кризис – это шанс. Украинцы могут продемонстрировать не только альтернативу для восточноевропейского авторитаризма, но и – в случае победы – привлекательность этого пути.
Разумеется, этот процесс не произойдет с дня на день. Однако, я не согласна с моим другом профессором Ярославом Грицаком, который наилучшим рецептом считает испанскую модель, то есть как бы замораживание дискуссии на поколение. Вовсе не потому, что я руководствуюсь эгоизмом: хотя правда, что я хотела бы дожить до того времени, когда можно будет говорить об украинском гражданстве, основанном на общности подлинных ценностей.
Может ли польский опыт быть полезен для украинцев?
Ни Европейский союз, ни, тем более, Польша не могут оставаться пассивными доброжелателями. Речь, разумеется, не идет о том, чтобы самим браться за выполнение задач, но и не о паллиативном лечении. Речь об эффективной и реальной помощи. К сожалению, я многократно имела возможность наблюдать – также и в польских институтах – оказание помощи, заключающееся в перекладывании денег из одного кармана в другой, то есть в финансировании собственных чиновников и экспертов.
Чего вы ожидаете от польской стороны?
Несмотря на величайшие усилия многих сообществ, как и на – до определенного момента – единую государственную политику, не были созданы институциональные основания для польско-украинского диалога, а польской политике – за исключением стипендиальных программ – не хватает систематичности. Отсутствуют такие институты, которые сразу же после обретения Польшей независимости были созданы в отношениях с Германией: массовые поездки молодежи по обмену, программа, позволяющая осуществлять культурное и научное сотрудничество по типу DAAD [1], а также институционально укорененный диалог историков по примеру того, который ведет Центр исторических исследований в Берлине. Украинские центры, претендующие на выполнение таких задач, не имеют систематической поддержки с польской стороны. А ведь тот капитал доверия, который с большим трудом удалось накопить на протяжении последних 25 лет, невероятно просто растратить.
Примечания:
[1] DAAD – Deutscher Akademischer Austausch Dienst (Германская служба академических обменов).